Леонид Парфенов: «Похмелье не прошло, и мы не отрезвели»

Только что вышел новый том «Намедни» — о периоде 2006 – 2010. О нулевых и о том, как изменилась наша жизнь, «Комсомолка» припоминала вместе с автором знаменитого проекта

— Когда вы делали «Намедни» 60-70-80-х, приходилось реально в архивах что-то добывать. С эпохой нулевых легче было? Ведь пока еще все на поверхности.

— С одной стороны, это вроде бы легче оттого, что это было недавно. С другой стороны, я не раз убеждался, что спрессованность информационная сегодня такая, что вещи трехлетней давности уже лежат в пассивной памяти, и люди говорят: хорошо, что хоть ты помнишь, а то как-то все уходит. Нужен толчок снаружи, чтобы припомнить совсем недавние времена – угги появились, сомалийские пираты, Ямадаев, война с Грузией, «Южный парк» хотели запретить. Понятие «национальный лидер» в 7-м году появилось, Чуров, «Охта-центр», учебник Филиппова, фигурное катание снова в моде, «Булава» взлететь не может, Литвиненко отравили…

Очень многое замывается — забывается, как именно это было. Чтобы понять внутренние пружины каких-то событий, нужны детали, цитаты. Как лидеры четырех партий привели Путину Медведева. Он сказал: «Спасибо. Я благодарен за ваш выбор». А нам-то кажется, что это он сам. Мы же складываем в сознание какие-то стереотипы, которые и запоминаем: вот оно так и было. Это особенность нашей памяти, что мы потом помним как бы ответ в конце учебника, но последовательность постановки задачи и то, как она решалась, вымывается.

— Все правильно. У нас теперь визуально-гнездовое сознание — клиповое. Кстати, не в этом ли причина популярности именно таких книг-альбомов, где больше картинок, чем текста?

— Текстов немало. Но мы все-таки не наукой заняты, это адекватный продукт времени -информацию нужно занятно сделать, с иллюстрациями, с заголовками, с сочетанием вроде бы несочетаемых тем, которые и создают мозаику жизни. Здесь примерно 600 иллюстраций, и они выразительны. Вот, например, Саркози настолько ниже Карлы Бруни. До последних 1-2 поколений мы не понимали, чем хорошая фотография отличается от плохой, что выразительного, например, в том, как в разные стороны расходятся Потанин и Прохоров. Или вот так отдает честь Коля Лукашенко. Сегодняшнее сознание считывает в картинке массу информации. И ему не надо дотолковывать. Вот трагический снимок Майкла Джексона в связи с его кончиной. Миллионы людей теперь изумленно спрашивают: и что все это было? Оказывается, жизнь. Он же у нас у всех на глазах играл, играл, явно заигрался и доигрался. И мы на это смотрели, как на потеху, на источник фриковских выходок. А потом — раз, он, оказывается, за это жизнью заплатил.

— События с близкого расстояния труднее видеть?

— Чем ближе время, тем больше подробностей еще в свежей памяти. И в результате их нельзя пропустить и все спрямить. Через 10 лет уже можно будет делать общим феноменом «Российские реалити-шоу 2000-х годов». И туда вместе сложить и «За стеклом», и «Дом-2». Но сейчас это пока разные истории.

— Или трагедия рядового Сычева совместится с шоу «Пусть говорят», приучающим воспринимать подобные трагедии, как ежедневную порцию щекотки. «Завтра у нас новый Сычев, не переключайтесь!». А где вчерашний – да черт с ним, забудьте! Жутко же!

— Не наше с вами дело давать оценки. Фраза из американского учебника журналистики: «Журналист — не Фемида, а грузчик у ее весов». Мое дело – пойти и нагрузить весы, что вот «Прожекторперисхилтон» и «Большая разница» то-то и то-то представляют. Телевидение и само знает, что гонит трэш и пропаганду. И способно само издеваться над своими программами и обсмеивать вроде бы серьезные новости. Что до «Пусть говорят», то в 2006 году важно, что эта программа начинает выходить в самый прайм. А раньше такие вещи, как и их прародительница, программа Опры Уинфри, выходила в 16.00 или в 17.00 — когда тетька дома одна, а дядька еще не пришел, потому что дядька это смотреть и слушать не будет. И важно, что теперь ядро аудитории в 20 часов уже не дядьки, а тетьки. Дядьки оттуда ушли. Дядьки будут смотреть «ящик», только если там футбол или Олимпийские игры. Вот что произошло. Опра Уинфри в Америке так и осталась в 5 часов, а ее российский заместитель Малахов перешел с 5 часов на 8. Потому что тетка заняла все телепространство. И я про это пишу, что никогда Ее Величество Российскую Тетку не обслуживали так в эфире. Ее вкусами пренебрегали, ей говорили, что нужно слушать симфоническую музыку, смотреть академические спектакли и Тарковского. Ее вкусу не хотели потакать. А теперь такие же тетьки, нарядно одетые в кофты с люрексом, пришли в «Останкино» и хлопают.

— Надеюсь, у вас категории тетька и дядька – не совсем гендерные?

— Нет. Я о том, как принимаются решения по эфиру. Никому в Америке, не менее обывательской стране, чем Россия, в голову не придет, что можно Опру показывать в 20 часов.

— Это говорит о деградации явления?

— Вы сейчас задаете вопрос не как журналист, а как читатель. Мое дело объяснить, что произошло. Вот вы потом решите сами, деградация это или как хорошо, что наконец все-таки не стали больше тетку насиловать, не стали ей говорить…

— Иди фортепьяно послушай.

— Да, сонаты Бетховена. А вы хотите заставить Марь Иванну их полюбить против ее желания? Вы много хотите от Марь Иванны. Вам ведь никто не мешает слушать те же сонаты, ходить в музеи, просто в интернете находить альтернативную информацию. «Ящик» делается не для вас. Вы что, об этом узнали из моей книжки?

— Да нет, конечно.

— Есть же и Кондопога, и антисоветские организации. Вот союзник Чавес. Ведь нужно объяснить, откуда это союзничество. Какие кражи были в Эрмитаже, как Иванов с Медведевым соревновались в преемничестве и при этом делали вид, что ничего не происходит. Политковская убита, Канделаки и Керимов в «Феррари», Налич раскрутился через YouTube и сольные концерты Лепса в Кремле. Это же картина наших нравов и представлений. И я не делю на параграфы: вот здесь про серьезное, а здесь несерьезное.

— То есть вы стараетесь не протаскивать личное отношение. А кого из музыкальных персонажей — а у вас тут Стас Михайлов, Елена Ваенга, Лепс, ГаГа, Мацуев – вы станете слушать не по долгу службы?

— Я специально их слушал, для того чтобы писать. А не по долгу службы не буду. Они не для меня.

— И Мацуев?

— Нет. Мне не нравится. Как будто он хочет расколотить этот рояль. Для меня это слишком громко, агрессивно, экспрессивно. Меньше всего я руководствуюсь тем, что я сам бы слушал. Мацуев, поклонником которого я не являюсь, занимает столько же места, как и Земфира, которую я, наверное, и без долга службы слушал бы. Но я просто понимаю, что они для разных аудиторий, а часто и для одной и той же…

— Описывая нулевые, вы какие-то особенности стиля одежды выделили?

— Эпоха в бытовом плане (я не скажу, что в общественно-политическом), конечно, перестала быть авторитарной. Всякий носит все, что хочет. Это раньше если узкие галстуки, то только узкие и не может быть широких. А сейчас общего тренда нет. Хотя у меня здесь есть хипстеры. Я датирую их 9-м годом. То есть некие общие представления о том, как должен выглядеть такой правильный модный горожанин XXI века, который знает, как себя в городе вести, знает соотношение цена – качество, знает правильные места. Это появление нового класса. Хипстеры это те горожане, которые не заняты физическим трудом и не являются предпринимателями, а что-то среднее между студенчеством и всякими IT-инженерией. Я это называю «продавцы свежего воздуха».

— Может быть, есть какие-то другие признаки, которые вам позволяют маркировать нулевые как эпоху?

— Прежде всего, это компьютерная эпоха, интернет-эпоха. Здесь у меня и про Одноклассники, и ВКонтакте, и Твиттер, и Фейсбук. Понятно, что Цукерберг, он и в Африке Цукерберг. Но есть и русское измерение — что для нас Фейсбук. Вот был такой плакатик «Мать, отца, морковь и лук заменяет нам Фейсбук». Это ведь неспроста, по числу блогов Россия на втором месте после США. Притом что по населению мы уже в первую десятку давно не входим. И по проникновению Интернета мы даже, боюсь, не на 20-м месте в мире находимся. Ясно же, что этим восполняется разреженная общественно-политическая и социальная жизнь. Потому что нет политических партий. Те, что есть, явно не являются выразителями мнений. И очевидно, что люди больше из социальных сетей узнают информации, чем из обычных СМИ. И люди больше находят единомышленников через сети, чем через всевозможные добровольные общества, партии и еще какие-то другие офф-лайновые объединения.

Вообще мне кажется, что во второй половине 2000-х нарастала эта атомизация. Каждый из нас реализует личный сценарий. А в общественном пространстве гигантское место занимают ложь и трэш. И это свидетельство нашего глобального общественного нездоровья. Мы живем, как бы нам самим прожить так, чтобы это было достойно. А то, что слева и справа, впереди и сзади от нас масса непристойностей… Все, что вы можете, это вы можете огородить себе делянку, где вам не противно, где есть семья и друзья, где есть та часть работы, которая вам не противна, та часть дел, которые вам интересны, отдых, который вы считаете приемлемым. Это абсолютный подход позднего СССР. Ровно это, только на другом уровне материального благополучия, — выживание не общностью, не нацией, не страной, а каждый спасается в одиночку. Ну и спасает вокруг себя еще родных и близких. Дочку пристроили в музыкальную школу, сын в институт поступил, на «Жигули» достоялись, открытка пришла, в Болгарию путевку все-таки выбили, книжку достали, был закрытый просмотр, мы посмотрели. Вот к празднику достали колбаски, вот у нас банка икры осталась с 7 ноября, до Нового года постоит. И живем хорошо. Как-то выкрутились. Скроили более интересный сценарий, чем тот, что предлагают партия и правительство.

— Противопоставление: 90-е лихие, нулевые стабильные – это миф?

— Это миф и чушь. Вы же это сами знаете. И знаете, для чего он придуман. Давайте расскажем, что в 90-х было все плохо, тогда будет понятно, что сейчас все хорошо. Но всем понятно, что без 90-х не было бы 2000-х. Где бы мы сейчас были, если бы не гайдаровские реформы? Кроме того, в 2009 году спад у нас был самый большой. Кризис не наш, а мы страдаем больше всех. Ну хорошо, топили ассигнациями камин, швыряли туда Стабилизационный фонд. За счет будущих поколений, между прочим, вылезали…

— Вы пишете, что нас кризис напугал только на минуточку.

— Да. И мы не отрезвели. Похмелье не прошло. Ведь с этими моногородами так ничего и не стало. И нынешний уже мэр Пикалево просит поддержки у нынешнего премьера Медведева на 15-й год. Мы же ничего не сделали с этим.

— Видите, можете же побыть Фемидой немножко. А что вас лично в этой пятилетке потрясло, поразило, удивило, насмешило?

— Нет, я так не умею. Потому что получается, что вот это он писал от чистого сердца простыми словами, а тут вот он просто оттого, что надо. Никогда невозможно запланировать действительно новое, настоящую инициативу. Вот это поражает больше всего. У нас нет больше государственных концертных организаций, весь этот шоу-бизнес является сугубо частной инициативой. И кто мог вообразить, что Россия в шоу-бизнесе прослывет на весь мир в образе девичьего лесбийского дуэта? Ты дай свободу частной инициативе, а ее цветы поразят тебя самого.

Например, у нас сейчас нет государственных кафе, ресторанов и столовых, слава богу. И наш общепит выглядит вполне европеизированным по сравнению со многими другими сторонами жизни. А армия, например, у нас вся осталась государственной. Ну и выглядит она соответствующим образом, совсем не так, как в остальном мире. Это глупость — попытки плыть против течения самого времени, пытаться в XXI веке тащить нас всех куда-то в 60-е годы ХХ века, вот это иногда озадачивает просто: господи, как они не понимают, что против ветра плюют? Им же все вернется.

Источник