Фото Татьяны МеельИзвестный российский журналист, пятикратный лауреат премии ТЭФИ побывал во Владивостоке и рассказал о своем отношении к Приморью, о…
Владивосток, 29 мая – АиФ-Приморье. Известный журналист, телеведущий и автор популярных проектов Леонид Парфёнов в последние 15 лет занимается исключительно тем, чем хочет. Недавно он захотел – и отправился во Владивосток. Корреспондент «АиФ — Приморья» побеседовал с телезвездой.
vl.aif.ru: – Вы ведь не в первый раз в Приморье?
Л.П.: – Да, уже четвертый. Впервые был в 1991 году, когда Находка становилась свободно-экономической зоной. Помнится, русский Гонконг собирались создавать тогда, все ждали открытия новых возможностей… И вот про это мы снимали в программе «Намедни».
vl.aif.ru: – Прошло с тех пор более 20 лет. Просматривается ли какая-либо эволюция за эти годы?
Л.П.: – Пока нет чего-то принципиально прорывного, на мой взгляд. А саммит АТЭС был все-таки именно презентацией проекта «большого Владивостока». В перспективе, конечно, он мог бы стать Гонконгом нашенским. Но все, что я вижу здесь на данный момент, – это заявка.
vl.aif.ru: – О Приморье Парфенов захочет снять что-то документальное?
Л.П.: – Ваш край есть в нашем документальном проекте «Российская империя», там много Дальнего Востока вообще. Что касается современного Владивостока, каких-то тем и планов на данный момент у меня нет относительно него. Что такое взять и снять фильм о Владивостоке? Ведь нужен некий импульс. Например, мы сняли сериал про Урал, который называется «Хребет России». Там живет интересный человек, который имеет теорию «Уральщины» – вот мы про это снимали. Во Владивостоке пока ничего подобного не нащупали. Но это совсем не говорит о том, что здесь ничего нет!
vl.aif.ru: – Владивосток – это Россия?
Л.П.: – Да, безусловно! Вот посмотрите в окно – что это, как не типичная Россия?
vl.aif.ru: – Но здесь уже выросло поколение молодежи, которое себя называет, прежде всего, дальневосточниками…
Л.П.: – То, что у нас региональная страна и каждый в своих краях мнит себя каким-то особенным, давно известно. У нас фантастическое невосприятие страны как родины. Родина – это только «мой регион». Если говорить о Приморье, оно даже для Азии – самый край. Но оглянитесь вокруг – какая это Азия? Это типичная Восточная Европа. Такое можно увидеть где-то в Польше и уж тем более в любом губернском среднерусском городе. Матрица одна и представления, стандарты – тоже. Да и вы, сами приморцы, не ходите ведь в сари или синих китайских тужурках.
Фото Татьяны МеельЖурналист без юрлица
vl.aif.ru: – Ваша характерная интонация в кадре, которая когда-то вас выделила из ряда прочих «телелиц» – откуда вы взяли ее на заре 90-х?
Л.П.: – Интонацию ниоткуда не «слямзивал» (смеется). Всё шло от текстов. Мне казался очень скучным язык тогдашней журналистики. Его невозможно было цитировать, была стертая, совсем не авторская речь. Вообще в советской журналистике писать надо было не так, как тебе хотелось или виделось, а так, как было принято. Заведомо, что называется, снимали папино кино. Папино кино – такой презрительный термин, подразумевающий, что молодые творцы снимают тоже и так же, как их отцы, пользуются старой эстетикой, так как она однозначно проходима. Да и одобряют выход твоего творчества папы, деньги на него дают тоже папы… Мне это совсем не нравилось. Я хорошо помню свою первую фразу в «Намедни»: «Впервые со времен правителя древних Афин Перикла грек снова стал во главе города, равного целому государству». Как раз к событию, когда Гавриил Попов стал мэром Москвы. Мне казалось, что именно вот так надо говорить со зрителем. А когда ты так говоришь, то у тебя появляется и соответствующая интонация.
Фото Татьяны Меельvl.aif.ru: – Помнится, вас даже от эфира отлучали.
Л.П.: – Точно! За что было самое первое отлучение от эфира? За фразу: «В 1945 году русский Егоров и грузин Кантария водрузили красное знамя на Рейхстагом. Через 45 лет другому русскому и другому грузину не простили то, что они это знамя позволили спустить». Это было в связи с отставкой Шеварднадзе и грядущим объединением Германии в декабре 1990 года. За это и перекрыли кислород.
Фото Татьяны Меельvl.aif.ru: – Теперь-то вы делаете, что хотите?
Л.П.: – Да, я такой везунчик! Последние полтора десятка лет делаю то, что хочется. Я избалованный журналист, особенно по российским меркам. Но за это довольно дорого плачу. Уже лет шесть как у меня нет гарантированного заработка, я вообще никто, просто частное лицо. Я индивидуальный предприниматель без образования юридического лица.
Фото Татьяны Меельvl.aif.ru: – Зато вы – неоднократный обладатель премии ТЭФИ. Это для вас что-то значит?
Л.П.: – Нет, абсолютно. Хотя журналистика – публичная профессия, нацеленная на то, чтобы ее замечали, обращали внимание, чтобы она резонанс имела. Но вот сериал «Намедни» – он ничего не получил, причем это совершенный рекордсмен по числу переизданий, востребована и книжная его версия. «Старые песни о главном» тоже ничего не получили: ни первые, ни вторые. Третьи – что-то в периферийных номинациях. А ведь тогда это был ключевой телепроект, все о нем имели представление. И не было ни одной газеты, которая бы как-то не использовала в заголовках его название.
Фото Татьяны МеельРодом из детства
vl.aif.ru: – Признайтесь, кем в детстве хотели стать?
Л.П.: – Журналистом довольно рано решил стать. Мне было 13 лет, когда на всесоюзном слете юных корреспондентов в Артеке получил приз от «Пионерской правды». 40 лет назад! Мне с детства очень нравится складывать слова. И затем я выучился на газетном отделении. О телевидении никогда не думал. Но так вышло, что состоялся на ТВ как профессионал. Вероятно, это некий финт судьбы.
Фото Татьяны Меельvl.aif.ru: – Если бы ваши дети не стали учиться в экономической сфере, за границей, а заявили бы вам, что хотят стать журналистами, вы одобрили бы такой выбор?
Л.П.: – Не знаю, стал бы отговаривать их или нет. У каждого свои склонности и способности. Я знаю многих, кто сошел с журналистской дистанции, не выдержав. Журналистика, как всякая гуманитарная профессия, определяет твой образ жизни, подчиняет твою жизнь себе. Нельзя уйти с работы в 18.15 и забыть о ней. Нельзя работать, мечтая о пятнице. Так не выйдет.