Русская литература уехала в Лондон. Полина Дашкова, Дина Рубина и все, все, все
Версия для печати
М. ПЕШКОВА: «Редкая птица долетит до середины Темзы» — вспоминаем классика, говоря о Лондонской книжной ярмарке и имея в виду отечественного книгоиздателя. В столице Туманного Альбиона он доселе был гостем нечастым. Зато в этом году 70 издателей и 50 писателей оказались в «Ерлс Корте», выставочном зале, где просторно, светло, свежо, тихо, только у российского стенда весь день толчея. Наша страна — почетный гость ярмарки. Еще накануне в отеле приветствия коллег-писателей друг другу были откровенно теплыми. Дина Рубина, объездившая земной шар, в столице Британии еще не была.
Д. РУБИНА: У меня чудесная возможность впервые побывать в Лондоне. Для меня это грандиозное событие, потому что, в принципе, так много разъезжать по свету и никогда не зарулить в Лондон, мне кажется, это даже преступно. И поэтому, когда меня пригласили на эту ярмарку, несмотря на жуткую плотность моей нынешней весны, — я вот только что прискакала из Швейцарии, Голландии, Бельгии и, господи, где еще я только еще была… и, тем не менее, я поскакала сюда, да еще взяла дочь в качестве переводчицы, для того, чтобы наконец увидеть Лондон и желательно не умереть. Ну, я, конечно, шучу. На самом деле у меня здесь встреча с моим литературным агентом. Ну, и вообще, пошляться, пошляться.
М. ПЕШКОВА: Полторы сотни встреч – такова программа мероприятий с участием россиян. Быть стороной-гостьей приятно, почетно, ответственно, и не менее радостна встреча глаза в глаза, как говорят англичане, с читателями. Полина Дашкова собиралась говорить о цензуре. Так ли это?
П. ДАШКОВА: Я в Лондон попала впервые, меня пригласил Британский совет. Мне очень это интересно.
М. ПЕШКОВА: Вы будете говорить о цензуре?
П. ДАШКОВА: Ну, да, ностальгия по цензуре.
М. ПЕШКОВА: Почему ностальгия? Разве не лучше, когда ее нет?
П. ДАШКОВА: Это несколько ироничное определение, ностальгия по цензуре. Цензура, помимо всего прочего, служила замечательным оправданием для авторов, которых не печатали, что как только отменят цензуру, они станут сразу невероятно популярны. И это было такое вот утешение: меня никто не знает, я непопулярен, неизвестен, неуспешен, потому что цензура меня не печатает. Вот цензуру отменили, книжную, во всяком случае, – она, безусловно, есть в журналистике, она есть в средствах массовой информации, это я знаю, но книжной цензуры нету постольку, поскольку у нас издательства частные. У какой-то части писателей это вызывает определенную тоску, ностальгию.
М. ПЕШКОВА: Какой ваш роман потенциально могут перевести англичане? Что им ближе?
П. ДАШКОВА: Сейчас начинают скоро переводить «Источник счастья».
М. ПЕШКОВА: Не только дневные мероприятия предусмотрены в рамках книжного праздника. Посол России в Великобритании Александр Яковенко в честь отечественных книжников устроил прием.
Насколько, по-вашему, может измениться вектор взаимоотношений между Россией и Британией в связи с проведением такой книжной ярмарки, где Россия — почетный гость, и что это значит для современного состояния Великобритании, для ее литературы? Ваша точка зрения, человека, который здесь находится, а не на Смоленской площади.
А. ЯКОВЕНКО: Для российско-британских отношений это очень важно. И то, что Россию пригласили в качестве специального гостя, это говорит о многом, потому что, во-первых, сама книжная ярмарка является очень крупным мировым событием. Традиционно Великобритания занимает одно из ведущих мест, в том числе и в книгопечатании. Второе: Великобритания очень любит российскую культуру. Если вы будете ехать в Лондоне и включите классическую станцию… мы даже с женой как-то ехали и подумали, что где-то, наверно, добрые 40% — это русская классическая музыка. Они очень любят Чайковского, Прокофьева. Это тоже о многом говорит. Что же касается книг, то они очень уважительно относятся к нашим истокам, если можно так сказать. Они очень любят Достоевского, Толстого – все, что мы сами любим. Но англичане находятся на острие политической мысли мира, для них такое взаимодействие с культурой, с ее лучшими образчиками, с ее лучшими проявлениями очень важно. Они в данном случае и сами обогащаются, и оттачивают свои возможности. Потому что современное политическое общество этой страны претендует на лидирующие роли и в политической мысли, и в гуманитарном измерении. Поэтому они стараются вобрать в себя все лучшее, что есть. И в этом смысле то, что к России такой особый интерес, это является своего рода лакмусовой бумажкой того, на каком интеллектуальном уровне находятся наши писатели. То, что к ним есть такой здесь интерес, и готовы переводить, и готовы слушать: практически всю неделю будут круглые столы с участием наших писателей, и много британцев на них записалось. То есть, они хотят задать все вопросы, которые их интересуют с точки зрения современного общества. Потому что все прекрасно понимают, что мы вступили в период глобализации, но никто не знает, чем это все кончится, что это будет означать для суверенитета государств, их культурной идентичности, если хотите, даже для английского языка. Поэтому откровенный разговор с теми людьми, которые стоят немножко над временем, те, которые не руководствуются сиюминутными политическими интересами или какими-то другими установками, эти люди для них интересны. Поэтому то, что 50 российских лучших писателей приехали сюда в Лондон, это очень хорошо для России. Но это хорошо и для российско-британских отношений, потому что, как всякая умная нация, они уважают сильных партнеров, а наша сила, наша мягкая сила – это, конечно, в искусстве, в литературе и в тех людях, которые этим делом занимаются. Поэтому я уверен, что это очень важный элемент уплотнения ткани российско-британских отношений, то, что мы сейчас наблюдаем на политическом уровне.
М. ПЕШКОВА: Что читает господин посол?
А. ЯКОВЕНКО: Вы знаете, честно говоря, скачу. Сейчас я немножко отставил художественную литературу, в основном читаю историческую литературу Великобритании. Простые вещи: историю костюма, дворцы, как создавались парки, мемуары известных людей. Я думаю, что значительную часть времени это будет моя литература. Невозможно успешно работать в стране, не понимая тех людей, который живут и не зная ее историю. У меня не было раньше возможности так внимательно отнестись к истории Великобритании, к истории страны, которая играла очень важную роль столетия. То есть, это, по большому счету, в определенных периодах и история человечества. Поэтому сейчас все вокруг этого.
М. ПЕШКОВА: Русской литературе в изгнании посвятила свое выступление Наталья Дмитриевна Солженицына. Рядом с нею неотлучно был ее старший сын Игнат Солженицын.
Именно это ярмарка, чем она для вас важна, что вы на нее приехали?
И. СОЛЖЕНИЦЫН: Вы знаете, это одна из крупнейших мировых ярмарок, так что она важна сама по себе. Во-вторых, конечно, то, что в этом году делается ударение на России, на русских писателях, приехало 50 человек, как известно, только писателей из России, к этому большой интерес, я думаю, что можно надеяться вообще, что это будет служить важным звеном на углублении и улучшении отношений между Россией и Англией.
М. ПЕШКОВА: Как здесь представлено творчество Александра Исаевича, книги о его жизни и ваше участие, участие вашей семьи в этой ярмарке? Вы ведь не случайно приехали.
И. СОЛЖЕНИЦЫН: Нет, ну, я приехал, просто чтобы облегчить немножко задачу моей маме, а она, конечно, не случайно, потому что у нее было сегодня утром важное выступление вот на так называемом Chairman’s Breakfast, то есть, завтраке председателя всей этой ярмарки, где она выступала вместе со Швыдким, отвечали на вопросы, имели дискуссию. Конечно, она представляет не только себя, но и жизнь и творчество отца.
М. ПЕШКОВА: Довольны ли вы, как издают Александра Исаевича у нас в стране?
И. СОЛЖЕНИЦЫН: Ну, вы знаете, очень бурно и интересно и много его издают сейчас, так что она еле успевает за тем, чтобы за всем этим уследить и правильно это направить. То есть, сейчас как раз спрос значительно превышает сбыт, что, в принципе, хорошо.
М. ПЕШКОВА: А нравится ли вам, как издают собрание сочинений вашего отца?
И. СОЛЖЕНИЦЫН: Да, ну, это высокий класс.
М. ПЕШКОВА: Как часто вы обращаетесь к текстам Александра Исаевича?
И. СОЛЖЕНИЦЫН: Очень часто.
М. ПЕШКОВА: А момент воспитания, воспитания внуков Александра Исаевича. Читаете ли вы им произведения деда и рассказываете ли вы ребятам о том, каким был дед, что он привнес в ваше воспитание, как он сделал так, что вы стали именно тем, кем вы стали? Вы ведь пианист?
И. СОЛЖЕНИЦЫН: Пианист и дирижер. Да, я много им рассказываю о дедушке. Они его, правда, и сами помнят. Но, конечно, много чего нужно им дополнить, восполнить, и сами они это поймут по степени своего становления и возмужания. Читать, они сейчас только начинают читать.
М. ПЕШКОВА: А вы с ними разговариваете много по-русски? И. СОЛЖЕНИЦЫН: Только по-русски.
М. ПЕШКОВА: Писатели жалуются, что их не знают в англоговорящем мире. Приблизится ли современная отечественная словесность к английскому читателю, спрашиваю замруководителя «Роспечати» Владимира Григорьева.
Действительно мы сможем разрушить эти 3% переводной литературы, которые у англичан?
В. ГРИГОРЬЕВ: 3% — нет. Сможем увеличить свою долю в этих трех процентах. Есть надежда того, что, в общем, внимание, которое английская общественность, общественные организации, медиа взяла к программе «Россия – почетный гость», дает нам основание полагать, что уже на следующий год начнут выходить книги современных российских авторов. Кроме этого, если вы обратите внимание, в этих огромного количества мероприятиях, где презентуются русские авторы, везде участвуют английские агенты, английские слависты, английские издатели. Это все уже знак того, что мы одинаково озабоченно относимся к недостаточному вниманию английского издательского сообщества к современной русской литературе.
М. ПЕШКОВА: У нас много книг выходит английских авторов, можем ли мы думать о том, что год Англии тоже, непременно, наступит и станет событием для нашей общественности?
В. ГРИГОРЬЕВ: Ну, во всем мире, конечно, превалируют переводы с английского языка. Мы ничем не отличаемся от какой-нибудь, там, Польши, Франции или Италии – там тоже превалируют переводы с английского языка. И если говорить о визитах английских авторов и английских издателей, то перед тем, как программа была запущена в Лондоне, мы прокатили группу англичан: издателей, литагентов и авторов и на Московскую книжную ярмарку, и на «Нон-фикш», а вот… и с лекциями, и с семинарами. Чтобы они почувствовали страну и начали внимательнее относиться к ее литературным процессам, познакомились с издателями. Здесь эти знакомства продолжились и перешли в профессиональные форматы, поэтому эта проблема нами строится, как попытка соединить культуру и бизнес.
М. ПЕШКОВА: Удельный вес переводов с французского, с немецкого, с английского – в каком порядке они располагаются?
В. ГРИГОРЬЕВ: У нас в стране английский, французский, немецкий, причем английский в два-три раза больше, чем ближайший конкурент.
М. ПЕШКОВА: В первый же ярмарочный день, который назвали днем издателя, прошла презентация книги патриарха Кирилла «Свобода и ответственность в поисках гармонии», переведенная на английский дьяконом русской церкви в Брюсселе Майклом Ломаксом. Председатель отдела внешних церковных связей Московского патриархата митрополит Волоколамский Илларион о значимости английского издания в наши дни.
м. ИЛЛАРИОН: Книга эта вышла уже на восьми языках, сейчас очень важно, что появился английский перевод, потому что английский язык, как известно, это лингва-франка для современного мира, на этом языке говорят и думают не только в Англии, в Америке и в Австралии, но и в очень многих других странах мира. А те идеи, которые патриарх Кирилл выражает в своей книге, они являются предметом универсального интереса, и в этом смысле очень важно, чтобы как можно более широкие круги соприкоснулись с образом мысли нашего патриарха.
М. ПЕШКОВА: А что может эта книга дать русскому читателю?
м. ИЛЛАРИОН: Она может дать очень много. Эта книга неоднократно уже издавалась в России, она содержит квинтэссенцию мысли патриарха, не просто как главы Церкви, не просто как церковного лидера, но и как мыслителя, как человека, который напряженно думает, размышляет о основных проблемах современного человечества. И вот те ответы, которые дает патриарх в своей книге, они касаются жизни людей. Это не какая-то абстрактная богословская книга, это книга о том, как воплощать евангельский идеал веры в повседневную жизнь. Почему ключевым текстом в этой книге является его статья, написанная им собственноручно, я это хорошо помню, как он писал эту статью в 99-м году, «Норма веры как норма жизни». Это статья, в которой он излагает как бы квинтэссенцию своей мысли и показывает, что традиционные ценностные ориентиры остаются вечными и незыблемыми вне зависимости от моды, вне зависимости от каких-то преходящих явлений.
М. ПЕШКОВА: Может ли эта книга стать предметом семейного чтения?
м. ИЛЛАРИОН: Но это не книга для легкого чтения, это не книга для детей, не книга для юношества. Это очень насыщенная книга, она небольшая по объему, но она чрезвычайно насыщенна по количеству идей, которые в ней содержатся и которые могут заставить человека очень о многом задуматься.
М. ПЕШКОВА: Владыка, а что для себя лично вы почерпнули из этой книги?
м. ИЛЛАРИОН: Я из этой книги очень много почерпнул. Я даже не могу сейчас вам свести все к одной или двум идеям. Но самое главное – это постоянное напоминание патриарха о том, что православная вера – это не какая-то абстракция, это не сумма богословских истин, а это образ жизни, и что человек должен быть верующим православным христианином не только в храме, не только даже у себя в семье, но и на работе, и везде, где он оказывается.
М. ПЕШКОВА: Накануне представления английского издания «Переводчика Штайна» фрагмент беседы с Людмилой Улицкой.
Для вас это город души?
Л. УЛИЦКАЯ: Знаете, я здесь не очень часто бываю. Наверное, последние годы раза три была. Все мои поездки очень удачны, и эта легенда о том, что в Лондоне дожди и сырость, как-то меня она не коснулась, потому что всегда, когда я сюда попадаю, дивная погода, как вот в этот раз. В прошлый раз, по-моему, я тоже была в апреле. И все цветет… И это было первое мое яркое впечатление, что мне показалось, по сравнению с Россией, что Англия – это южная страна. Ну, просто исходя из растительности. На улице рододендроны, их никто не высаживает, то есть, они в грунте, и они здесь выживают. Это и розы на улице тоже. Так что, это просто была неожиданность очень приятная. Вообще Англия мне очень нравится в своей растительной части, скажем так. Лондон, Лондон, я Англию совсем не знаю, я нигде, кроме Лондона, не была.
М. ПЕШКОВА: Людмила Евгеньевна, а как ваши книги здесь переводят? Кто их переводит?
Л. УЛИЦКАЯ: Это довольно для меня как раз сложное место. Как вы знаете, наверное, здесь, в Англии, переводных книг всего 3%, и попасть в это число этих трех процентов переводящихся книг, вообще, очень тяжело. И сейчас вот по-английски вышла четвертая книга, и это обычная такая формула уже сложилась, что хорошая рецензия, очень в хороших местах, и минимальные продажи. Поэтому я думаю, что здесь я для издателей… я здесь не большой подарок. Ну, как-то потихонечку вот переводят, медленно. Все это сильно вопрос времени. Я не знаю, достаточно ли у меня вообще есть времени на то, чтобы ждать здесь какого-то успеха (смеется). Но, во всяком случае, я здесь бываю.
М. ПЕШКОВА: Людмила Евгеньевна, ваши книги, изучают ли их в университетах?
Л. УЛИЦКАЯ: В Америке, я знаю, что да. Но, вы знаете, там же нет таких программ на всю страну, для всех вузов, как у нас когда-то было, единый учебный план. Но я знаю, что в нескольких университетах они включены в программу. «Веселые похороны», во всяком случае. Посмотрим, как сложится судьба «Даниэля Штайна», потому что его перевели буквально несколько дней тому назад, вышел в продажу. Я прилетела сюда из Нью-Йорка, потому что я там представляла книжку, именно начиная с Нью-Йорка. Это издательство, которое работает и в Англии, и в США, так что через какое-то время это дойдет и до Англии тоже.
М. ПЕШКОВА: Как прошла презентация? Что говорили, кто выступал?
Л. УЛИЦКАЯ: Вы знаете, дело в том, что у меня совершенно замечательный издатель, лучше него никто не может говорить. Будем считать, что хорошо. Хотя, как всегда, на всех этих мероприятиях такое количество русских читателей, что американцев за ними не видно, а я, конечно, в данном случае, когда я приезжаю в Нью-Йорк, в Лондон, я, конечно, заинтересована в первую очередь во встрече с читателями англоязычными. Но так вот получается по факту, что на мероприятия, которые запланированы как английские, приходит такое количество русских, что можно работать без переводчика.
М. ПЕШКОВА: Что читатель может ждать после «Зеленого шатра»?
Л. УЛИЦКАЯ: Я отдыхаю.
(смех)
Л. УЛИЦКАЯ: Я отдыхаю.
(смех)
М. ПЕШКОВА: Я смотрю, вы так вкалываете, 5 стран, которые вы посещаете, рассказывая не только про «Шатер»…
Л. УЛИЦКАЯ: Нет, ну, вы знаете, это входит в профессию. Это не самая любимая часть профессиональной работы, но, к сожалению, ее надо делать. Так получается, что писательница Улицкая пишет книжку, а Люся Улицкая потом бедная должна ее обслуживать. Ну, вот и обслуживаю сейчас (смеется).
М. ПЕШКОВА: Вместе со своим агентом Михаил Шишкин представлял свой последний вышедший роман «Письмовник». Беседую в перерыве между общением с коллегами и издателями.
М. ШИШКИН: Любая книжная ярмарка – это сумасшедший дом. Интересно ли в сумасшедшем доме? Ну, один раз, безусловно. Но когда ты уже примерно можешь себе представить, что будет в следующем сумасшедшем доме, то интерес уже скорее профессиональный. Русская литература – это, к сожалению, маргинальное явление, это гетто. В мире нас не читают, в мире русских писателей не знают. Если будут читать русских писателей, будут читать новый перевод «Анны Карениной». Как за это клеймить или винить… потому что, когда они читают современную русскую литературу, все это для них слишком экзотичные русские проблемы. Читатель хочет читать про себя. Когда он читает про князя Болконского и Пьера Безухого, он читает про себя. Когда он читает современную русскую прозу, он себя там практически не может найти среди этого вороха русских проблем, которые так далеки от него. В 20-м веке русская литература отделила себя. Сто лет назад Россия была столицей мировой литературы, в Ясную Поляну приезжали, как в Иерусалим, на поклонение. А потом произошло, увы, то, что должно было произойти. Если людей поместить в замкнутое пространство, в тюрьму, если они сидят долго в одной камере, потихоньку у них начинает образовываться своя субкультура, у них появляется какой-то свой, только им понятный, язык, свои, только им понятные, шутки. Их перестает потихоньку интересовать то, что происходит за колючей проволокой. Самое важное — что сегодня дадут на ужин, кто будет завтра их охранником. Примерно это самое произошло за несколько поколений с русской литературой. Она стала очень герметичной, она стала очень закрытой для всего мира. Из этой герметичности нужно, безусловно, уходить, потому что русская литература со своим потенциалом заслужила совершенно другого. Может быть, и не должна претендовать теперь на место снова столицы русской литературы, просто был Толстой, а вот если появится новый Толстой, она снова, столица, переместится туда. Так или иначе, Россия должна выйти их этого гетто, перестать играть эту маргинальную роль, которую она сейчас играет. Для этого нужно писать не о экзотичных русских проблемах, а нужно писать о человеке. Как это сделать? Если ты только живешь в России, тебе кажется, что весь божий мир – это Россия с ее проблемами, сложно. Если ты начинаешь вдруг ездить по миру, если ты начинаешь жить в одной стране, в другой стране, начинаешь понимать, что вся Россия – это не весь божий мир, это маленький кусочек божьего этого мира. Нельзя жить в доме без зеркал, ты не можешь понять, кто ты. Обязательно нужно жить в других странах, только тогда ты начинаешь понимать что-то про себя, про Россию. Мне кажется то, что я много лет уже живу и в России, и не в России, мне в этом смысле помогло понять что-то и в России, и в себе. Я хочу писать не о России, я хочу писать о человеке. Только что закончил «Письмовник», прошел всего год, я счастлив. У меня выходит книжка раз в пять лет. Раньше меня это ужасно мучило, а сейчас я вдруг воспринял это как радость: «Боже мой, еще несколько лет я совершенно свободен, можно заняться другими вещами». Вот я женился. Вот я два месяца уже молодожен. Мы снимаем квартиру в Москве, я все время приезжаю туда, сюда.
М. ПЕШКОВА: Писатель и философ Александр Пятигорский в культуре России и Британии, предложенной издательством «НЛО» — тема для обсуждения. Об этом руководитель издательства, критик Ирина Прохорова.
И. ПРОХОРОВА: С одной стороны, все говорят, что он уникальный человек – это так и есть. Но с другой стороны, он абсолютно вписан в свою эпоху. И для меня это всегда было очень интересно. Ведь с одной стороны, все, кто его знали, особенно в молодые годы, он был абсолютно блестящий денди. Он был часть той блестящей генерации послевоенной, которые пытались найти свой путь в жизни, создавая свой индивидуальный стиль жизни, моду, стиль поведения. Это была такая попытка противопоставления себя вот такому унифицированию и тоталитарному контролю. И в этом смысле он абсолютно вот был человек этого поколения: изысканный, в галстуке-бабочке, элегантный, шармер, любитель женщин и ценитель, как ни странно, той профанной жизни, от которой он вроде бы дистанцировался как философ. И в этом смысле он был абсолютно уникальная фигура. А с другой стороны, то, что меня поразило в его произведениях, когда я читала и принимала решение о публикации, как человек с советским бэкграундом, конечно, травмированный невозможностью самореализации в социальной сфере, вырабатывает для себя философские категории. Для Пятигорского и в прозе, и в собственно научных его произведениях всегда была важной идея абсолютной свободы, возможности мышления вне контекста, вне определенной культуры, в разряженном пространстве вольного теоретизирования. В некотором смысле это была такая реакция на именно советскую невозможность свободного бытия. И эта сверхчувствительность к абсолютной свободе, завороженность временем, связыванием разных времен, которые были разорваны в советской экзистенции – это сугубо советская черта, не вульгарно советская, как мы понимаем, а это рефлексия людей советской эпохи, которые мучительно искали интеллектуального выхода из тупика. Если когда-нибудь история русской культуры 20-го века, и особенно ее советская производная, будет написана, мне кажется, вот эти крупные имена дадут нам показать ресурсы человеческого интеллекта и креативности, находящие выход в почти безвыходной ситуации. Как человек умеет найти, сформулировать свои задачи перед лицом почти невозможного. И для меня это всегда загадка, это вызов, и это героическое поколение в лице лучших представителей. До сих пор еще такая энигма, эта загадка, которую надо разгадывать, описывать, как-то, в общем, критически отрефлектировать.
М. ПЕШКОВА: Вы были дружны с Пятигорским?
И. ПРОХОРОВА: Он был дружен с людьми разных поколений, он удивительно умел как-то дружить. Это поразительно. Мы знаем, что люди обычно старшего поколения – а он был совсем уже пожилым человеком, когда мы с ним познакомились – как правило, очень сильно дистанцируются. И вот эти все разговоры о разрыве поколений – вообще этого было совершенно не про него. Все отмечали, что он с любым собеседником умел находить общий язык, вставал на его позицию, и каждый чувствовал себя очень значимым и понятым. Это был особый дар, я думаю, этому научиться невозможно. И он был всегда окружен пятью поколениями разных учеников, друзей, приятелей. И это тоже феномен.
М. ПЕШКОВА: Книги и фотографии очерков «Намедни» представляли издатель Аркадий Витрук и автор Леонид Парфенов. Вот и любопытствую у Леонида Геннадиевича, каково чувствовать свою принадлежность к писательскому цеху.
Л. ПАРФЕНОВ: Я не писатель все-таки, это все-таки журналистика в твердом переплете. У меня никакого трепетного отношения к тому, что я сотворил некий мир, а он стоит на полке, у меня к этому нет, у меня все сугубо технологически, так что никакого трепета не испытываю. Более того, вообще к своей работе всегда отношусь отстраненно, потому что привык смотреть по тому, что я сделал, по телевизору, а там точно видишь не себя, а какого-то другого, кто работает комментатором. Я не тот просто случай. Я немножко на чужой, конечно, свадьбе, потому что, хотя у меня есть вот эти книжки, но писателем я все-таки не являюсь.
М. ПЕШКОВА: О чем спрашивают люди, которые подходят?
Л. ПАРФЕНОВ: Про все. Вопросы бывают, либо связанные с тем, что это антисоветское или это просоветское. И про то, что это за метод за такой, когда мини-юбки и пражская весна вместе, и про то, а чего вот вы напишете про 2010-й год или, там, про 11-й. Почти один и те же вопросы, связанные просто с этим методом, который, как я понимаю, люди как-то легко просекают – и это слава богу, что вот им понятно, что вот есть феномены, там, 25 плюс-минус 5 в течение года, они вот так-то вот изложены.
М. ПЕШКОВА: Проект «Писатель и вы», вот, в частности, с Ивановым то, что вы делали, это найдет свое продолжение в каком-то ином варианте?
Л. ПАРФЕНОВ: Нет, нет, нет, это очень была специальная история. С Алексеем Ивановым то, что было сделано, это такое постижение уральщины, то есть, некоторого внутреннего смысла региона, никаких других ивановых в других регионах в России нет, поэтому квадратно-гнездовым методом окучивать дальше федеральные округа никакой возможности не представляется. Такая была штука, когда понятно было, как что переводить на телевизионный язык. Как правило, литература сама по себе, она не телегенична. Ну, это разные вещи. Одно создано для одного, другое создано для другого, и не надо наваливать функцию литературы на телевидение и наоборот.
М. ПЕШКОВА: Погода потрясающая, цветут розы и сирень, теплынь стояла такая, как у нас в июне. Только три дня среди преимуществ лондонских книжных смотрин и их краткость, в отличие от таковых во Франкфурте, например. Все стабильно и спокойно, вечность протекает мимо, молчаливые ее свидетели — книги стоят в ожидании своих владельцев, а писатели-соотечественники тем временем в поездках по стране, выступают в британских университетах. Такова она какова, эта моя неделя. Звукорежиссер — Алексей Нарышкин, я — Майя Пешкова, программа «Непрошедшее время».
Непрошедшее время: Русская литература уехала в Лондон. Полина Дашкова, Дина Рубина и все, все, все
Гости: Полина Дашкова, Дина Рубина